– По-твоему, это так невероятно? Нет всечеловеческого единства перед лицом чуждого, инквизитор. Если для тебя это новость, мне остается лишь удивляться, на каком далеком острове ты жил до сих пор. Задумал все это, как видишь, тоже человек, забыл?
– Что за мальчишества, – укоризненно выговорил фон Вегерхоф, ступив на подсохшую утоптанную землю следом за ним. – И ни капли учтивости.
– Не знаю даже, насколько прилично уйти сразу же после поглощения пищи, – с уязвленной насмешкой отозвался Курт, – однако я должен ненадолго покинуть сей гостеприимный дом. Votre permission, барон фон Вегерхоф, я хотел бы возвратиться в гостиницу, где меня ожидает одно неотложное дело.
– И не говори, – от души вздохнул Курт. – А теперь, с твоего позволения, я вернусь к продолжению допроса. Дай-ка я спрошу, верно ли я в свете услышанного признания уяснил произошедшее этой ночью. Primo. Тому факту, что кое-кто из вашей братии пристрастился к «последнему вздоху» человека, удивляться не приходится – это вполне логично и понятно. Secundo. Понятно, что в бою стриг использует не только кулаки и колени. В драке и женщины царапаются и кусаются дай Боже. Но с твоим вчерашним приятелем вы обжимались уж больно долго, да и присосался он к тебе чересчур любострастно – не укусил и рванул, не отскочил в сторону, дав тебе истечь кровью…
Фон Вегерхоф слушал чуть отстраненно, глядя то под ноги, то в небо, едва освещенное луной; небесное светило сегодня затмевали многочисленные фонари – по крайней мере, мирскую, развлекательную часть обрядовости местные жители блюли строго. А возможно, что сия иллюминация ознаменовывала собой совпавший в этом году с Пасхой первоапрельский День Дурака…
– Но… люди – служили штригам? – неверяще, с нескрываемой ненавистью в голосе проговорил тот. – Господи Иисусе, это ж каким надо быть ублюдком…