– Он – раскаявшийся младенцеубийца. Согласитесь, разница.
– Конечно, да, но… Но я по-прежнему должен городу круглую сумму, и мою лавку могут отнять в любой день, посему…
– Вполне наглядно, – согласился Курт сдавленно, и стриг кивнул, вновь сделав шаг в сторону и снова растворившись в нигде.
Временная хозяйка этих комнат сидела чуть поодаль на скамье, покрытой весьма вольно разбросанными подушками, и крутила в руке стило; пальцы вертели тонкую свинцовую палочку легко узнаваемыми движениями человека, привыкшего использовать нож по большей части не для нарезки хлеба. Перед нею, расстеленный на низеньком столике, лежал внушительный лист бумаги, исчерченный линиями и фигурами.
– Что? – плохо скрывая испуг, спросил он, и когда Адельхайда подняла голову, Курт увидел, что ее душит смех.
– Неважно. Пусть бы и любящий всех чародеек и колдунов Германии, как мать родную; излечив тебя, я сама окажусь в постели дня на два, а это весьма несподручно – мне-то некому будет принести воды или растопить очаг и приготовить ужин. Кроме того, я должна буду еще соскрести толику сил, чтобы вывести тебя к дороге, потому как сам ты пути не отыщешь.