На миг Фесс подумал, что хорошо бы разразиться буре, чтобы корабль отправился на дно, разом положив конец всему, чтобы не видеть торжество серых, их ухмыляющиеся рожи, чтобы не видеть мерзавца Этлау, не слышать их голосов, чтобы сразу – и навсегда. Грудь готова была разорваться от стона. Душу жгла не попранная гордыня, не горечь поражения – страх, что на пути безумца Этлау рухнула последняя преграда и теперь остановить его не сможет уже никто. А милостивый государь наш Этлау не колеблясь отправит на костёр весь Эгест, весь Аркин, весь Эбин и все Семиградье, и даже не ради личной власти – ради торжества той Идеи, которой он столь истово служит. Смерть людская для него не зло, кровь людская – водица, оплодотворяющая ниву мира иного, «пресветлого», «просветлённого»… Да и чего ж ему останавливаться перед чьей-то гибелью, ежели разлучить святую душу с грешным и грешашим телом – дело донельзя благое?