– То что стало бы с не столь сильными чародеями во всех остальных землях Эвиала? – подхватила Мегана. – Боюсь, многие из них разделили бы тогда судьбу несчастного Эбенезера…
Фесс оказался наконец возле инквизиторского строя, глефа засвистела и запела, кружась вокруг него, выписывая сложные восьмёрки и петли, обрубая сунувшиеся навстречу копейные древки. Знакомая, слитная песня смерти. Вот подавшийся вперёд серый даже не с копьём, с ловчим снарядом, верно, решивший, что сейчас-то судьба и улыбнётся ему во все тридцать два зуба и он, именно он, схватит страшного некромансера, – стальной лепесток на конце глефы лишь чуть-чуть задевает не до конца защищённое горло, и человек падает, выбрасывая из себя настоящий алый фонтан.
«Ты ошибаешься, мой верный слуга. Всё, что бы ты ни делал, послужит лишь быстрейшему достижению моих целей. Ты так и не додумался до этой нехитрой мысли. Я тебя не виню и не считаю своим врагом. Ты служишь мне верой и правдой. Я довольна».
Впрочем, что ж его судить, если трактат упорно уверял, будто телесная жизнь есть юдоль скорби и горя, с неизбежным концом впереди, и, следовательно, отправление того жизненного начала, что именовалось душой, в Вечную Тьму есть великое благо?
Но эти три роты не успеют. В лучшем случае появятся уже под конец, когда всё станет ясно. На них нечего даже и рассчитывать.
– Привет, привет, Максуд! Что это за красавицу ты сюда ко мне привёл? А, милсударыня? Уж не хотите ли ко мне в портовую стражу поступить? Вид бравый, Максуд, с радостью возьму…