— Видишь, если захочешь, можешь изложить эту идею во всех подробностях так же точно, как и я. А я разрабатывал, обдумывал её чуть ли не всю свою жизнь. Трудно выразить, насколько я счастлив, когда слышу, как ты излагаешь мою теорию собственными словами.
Только не бежать. Только не поддаваться панике.
— Да, как раз перед тем, как прийти сюда. Он был у нее. Я пошла в «Президент», прямо в ее номер. Там был один парень, Рамеш…
Лиза была спокойна. На ней был пуловер и джинсы — наряд, который в такие тихие, жаркие и влажные ночи носили лишь местные девушки. Под глазом у нее красовался синяк. Когда Улла более или менее успокоилась, мы с Лизой вышли в переднюю, где Улла не могла нас слышать. Лиза взяла сигарету, прикурила от моей спички и, сделав затяжку, подняла голову и впервые с тех пор, как я пришел, посмотрела мне прямо в лицо.
И в тот момент эти различия между нами казались мне непреодолимыми, намного перевешивавшими те многочисленные навыки, склонности и стремления, которые нас объединяли. Пока мы сидели за этим длинным столом в «Тадж-Махале», я все больше удалялся от них, они становились все более чужими мне. Амир рассказывал свои истории, я кивал, улыбался и старательно смеялся вместе со всеми, но все глубже погружался в отчаяние. День, который начался вполне удачно и обещал быть не хуже других, пошел вкривь и вкось, столкнувшись с фразой Салмана. В зале было тепло, но я дрожал от холода. Я был голоден, но не мог есть. Я сидел среди друзей в большом заполненном людьми ресторане, но я был одинок, как моджахед на горной вершине, несущий караул в ночь перед битвой.
Водитель через свое зеркальце обменялся взглядом с Хасаном.