Я сам не знал. Может быть, причиной была ломка, всё то, что я перенёс за последние месяцы, и та новая жизнь, которую, как мне казалось, я заслужил. А может быть, то была смерть — смерть Прабакера, Абдуллы и смерть, что, возможно, ждала меня в Афганистане, — я втайне боялся её. Какова бы ни была причина, она была глупой и бессмысленной, и даже жестокой, но я не мог не желать этого.
— Хорошо. Знаешь, Прабакер, я ничего не ел в самолете, и неплохо бы теперь пообедать. Ты можешь показать мне какой-нибудь приличный ресторан?
В глазах у него сверкнула улыбка, хотя голос почему-то был угрюмым.
У калитки нас нагнала цепочка наших. Файсал и Хусейн несли кого-то. Фарид и Малыш Тони тащили другого. Последним шел Санджай. Он нес на себе чье-то тело, перекинув его через плечо и, прижимая его к себе, рыдал.
— Но я знаю не больше двадцати слов на маратхи, Прабу.
Маленький человек схватил меня за рукав и выволок из бушевавшей толпы за автобус. Кондуктор с обезьяньей ловкостью забрался на крышу и скинул мне на руки мой вещмешок и саквояж. Прочие тюки и чемоданы посыпались на мостовую с устрашающим грохотом. Пассажиры кинулись спасать свое имущество, а мой проводник опять отвел меня в сторону на спокойное место.