— Хорошо. Я буду называть тебя Лин, брат Лин. А ты называй меня Абдулла, ладно?
Махмуд нахмурился: казалось, ему впервые приходится обдумывать ответ на такой вопрос.
— Абдулла, сын мой, — сказал он на хинди, — как ты поживаешь? Ты завтракал сегодня?
— Ну, когда-то я выступал на сцене. В прошлой жизни.
Тлеющее внутри меня чувство стыда и вины все больше разгоралось, заставляя сжимать кулаки из-за этой несправедливости: «Что это за правительство, — думал я, — что это за система, которая допускает такое»?
Мы вчетвером ввалились со своим багажом в маленький холл. За стальной конторкой возле коридора, ведущего к номерам, восседал рослый мускулистый индиец в ослепительно белой рубашке и черном галстуке.