…И хотя с него градом катился пот, одежда промокла чуть ли не насквозь – с глеммлирского погоста он уходил победителем. Заклятье подняло неупокоенных, меч и посох помогли покончить с ними, а затем, уже безбоязненно, некромант вытянул из могильной земли и рассеял ту Силу, что заставила вновь открыться раз закрывшиеся глаза мертвецов. Это заняло почти весь день, до темноты – но, когда он покидал деревню, в спину ему уже не смотрели острые наконечники стрел и дротиков.
…Малая лампадка горела неярко, но ровно, вырывая из темноты скорбный лик Спасителя. Икона у Аглаи была редкостной, не то чтобы старинной, но добытой ещё Витаром Лаэдой, отцом Кэра, в одном из гибнущих миров, в том, где чаша грехов людских перевесила чашу терпения и скорби Спасителя и настал час Его великого плача.
Тёмная, злая радость подкатывает к самому горлу, мир подёргивается алой дымкой. Он пройдёт, несмотря ни на что, пройдёт, если надо, по трупам, и горе тем, кто окажется у него на дороге!
Мало-помалу стена слева стала истончаться. Постепенно она превращалась в подобие тёмно-коричневого стекла, сквозь которое чувствовалось присутствие поистине великой бездны. Не замедлил явиться и плавающий в пустоте огонь. Пламенный канат, словно языки огня карабкались наверх по смолёной верёвке. Его точно колебал ветер, пламя медленно смещалось то вправо, то влево, временами желтоватый свет выхватывал из девственной тьмы стены исполинского колодца, и Император всякий раз невольно вздрагивал.
– Значит, я пойду дальше с моим отрядом, – легко пожала плечами Клара. – Тем, кто был здесь до меня, я не чета. Думаю, я пройду там, где они спасовали.