— Видишь, первый иероглиф, вот эта птичка, в три раза меньше второго. Это — не общепринятое начертание, это — семейная особенность, как и их взаимное, чуть наискосок, расположение. Традиционное для цаошу написание иное, вот примерно так… — Она начертила рядом ещё один иероглиф и, сдув упавшую на глаза челку, задумчиво закончила, — вот так…
— Да как ты его подорвёшь, если все за социализм?! — в сердцах воскликнул отец. — Вы с Вадимом сговорились, что ли?!
— Shit, — чуть слышно выругалась на бегу. Просмотреть этот знак она точно не могла. Значит…? Сердце забарабанило ещё сильнее. Раз-два-три. И..?
Стою посреди пустынного Баскова переулка, напротив непримечательного старого дома, и, чуть прищурившись, рассматриваю объект. Обшарпанные стены тускло-серого цвета, врезками в фасад — парадная, вход в булочную и низкий прямоугольник подворотни. Ничего необычного…
Через руководителя службы перлюстрации за годы прошло много выцеженных из почтовых отправлений сигналов. В этом письме, текст которого горел в мозгу, пугал объем фактуры. Обычные советские граждане не знают аббревиатур ГРУ и ПГУ, не говоря уже об управлениях «К» и «Т». Одно это сразу выделяло сигнал из массы, писал человек, серьёзно знающий Систему.
Сразу после окончания футбола, без всяких рекламных пауз, началась программа «Время». Мама ушуршала на кухню, а я остался слушать, чем живет страна.