— Как ты опять меня назвал!? — взвивается она на том конце, словно укушенная оводом.
— За тему — пять, — и, после ещё одной короткой паузы перешла в решительное наступление, — однако меня смущает один момент. У тебя изменилось произношение. За три дня! Мы в нашей школе ставим кембриджский вариант, а у тебя вдруг стало проскальзывать много американизмов. Я учу английскому уже двадцать пять лет и никогда о таком даже не слышала. Чем ты это можешь объяснить?
— Ленинград, Ленинград! Я ещё не хочу умирать…
— Ну, тебе-то особо беспокоиться нечего, если в последней четверти не съедешь по успеваемости… А так — да, начнется, родители побегут…, - она опять злобно шваркнула ложкой по столу и, помолчав, добавила с тоской, — ещё этот вопрос национальный, проклятущий…
За дверью притаилась встревоженная тишина, мама прислушивается, пытаясь определить тяжесть полученных мною повреждений и их совместимость с жизнью.
— Ого! Вот это новость! — изобразил я, как мог, изумление. — Неожиданно. Восемь лет углубленно изучать английский язык, чтоб потом пойти в ПТУ. Это ж сколько на нас уже потрачено средств.