Фридрих же Крюгер, вышед из восточных врат Хамельна, направил стопы свои прочь, и видели стражи, столь же пораженные нечувствием телесным, как и все мы, что шел он, ведя чад наших за собою, к Везеру, и поняли мы в тот миг, что присуждено детям нашим следовать за сгубленными им тварями в воды реки, дабы так отмстить хотя не всякому, но большим. И точно, дойдя до Везера, где видели некогда падающих в волны крыс, погоняемых флейтою, узрели мы у края того берега Фридриха Крюгера, и был он один, и не было подле него чад города нашего, ни отрока, ни младенца, и вид его был утомленным и изможденным, и диавольская флейта его лежала у руки его в траве, молчаливая и страшная. Тогда устремились к нему все, и мужчины, и женщины из пришедших на реку, и, схватив, повалили его, и связали, и стали бить, находясь в исступлении и неистовстве; я же (peccavi!) стоял в отдалении, не имея силы вмешаться, ибо было бы мое слово, quasi vox clamantis in deserto, а кроме того, сколь сие ни прискорбно носителю сана, не имел такового и желания, пребывая также в немалой горести и скорби, и даже (bis peccavi!) во гневе.