— По-моему, вы от безделья беситесь. — Илья Ильич пристально глянул на сына. — Ничему, кроме войны, не обучились, вот и тут продолжаете воевать. Знаешь, что мне это напоминает? Есть такая игра: «Король на горе»… Вспомнил?
Людмила осторожно притворила дверь, подумала, не написать ли объявление, что, мол, за этой дверью ловушка, но не стала: и без того сегодня потрачено денег больше, чем можно себе позволить.
Дверь отворилась без стука, на пороге возник мушкетёр, тот самый, появление которого на стене так поразило Илью. Был он невысок ростом и гладко выбрит. Длинное, породистое, как у артиста Филиппова, лицо выражало живейший интерес.
— Для начала надо тебя подправить. Пожито у тебя хорошо, и в этом виде ты ни для какого дела не годишься. А что, ты и вправду профессором был?
— Так, — произнёс он резко, — значит, это вы и есть! Вы разыскиваетесь по обвинению в убийстве вашей дочери. Вы имеете право хранить молчание, однако предупреждаю, что всё вами сказанное может быть использовано против вас!
— Люблю повеселиться, особенно — пожрать! — возгласил Афоня, наваливая себе пельменей, обильно политых свежерастопленным маслом и сбрызнутых соевым соусом. — Налетай, — предложил он и Илье Ильичу, — подешевело!