«Каровин Илья Ильич (1918–2002). Похоронен на Северном кладбище».
На мгновение кулаку стало жарко, а монеты, зажатые в пясть, словно усохли. Илья Ильич разжал кулак и увидал, что денег стало значительно меньше, по крайней мере десяток мнемонов исчез мгновенно. А ведь это сумма, на которую, по прикидкам Ильи Ильича, можно чуть не полгода прожить! И одновременно Илья Ильич сообразил, что понимает спорящие за перегородкой голоса. Афанасий и уйгур продолжали ругаться по-китайски, и Илье Ильичу это было известно, но язык стал словно родной, и если бы Илья Ильич захотел, он мог бы вмешаться в спор и говорил бы на том же языке, как будто всю жизнь так разговаривал.
— Психоаналитики утверждают, что полового партнёра следует менять раз в семь лет, а мы вместе уже в три раза дольше. Так что не огорчайся, Илия. Ты мужчина заметный, хоть и русский, так что легко найдёшь себе подходящую пару.
— Ничего, — сказал Афанасий. — В холле у хозяина висит. Да ты встань, попрыгай, вообще почувствуй, каков ты есть.
— Ведь я вчера у неё в гостях была… — горестно твердила она. — Лидочка меня кофе угощала, сказала, что у неё день рождения. А я, бессовестная, пила. У меня деньжищ — труба нетолчёная, а она, оказывается, последние минуточки на ветер пустила!
— Понятно, понятно… — покивал Илья Ильич. — Эфемерам помогать — это хорошо. А через сотню лет их наберётся несколько миллиардов — что вы тогда с ними делать будете? Каждому лямишку в день за то, что дышишь, да какую-нибудь мелочишку, чтобы покушать. Спать им в нихиле тоже не годится — значит, ещё тратиться пусть на плохонькое, но жильё. Миллионы мнемонов на поддержание трущоб… поверь, ты очень быстро примешься списывать лишние рты. Начнёшь выбирать, кто жизни достоин, а кто — не очень. И будут вас бояться и ненавидеть. Нет, лучше уж вот так, ничего не мочь, совесть целей останется.