— Да потому что воздушные гимнастки вообще единственный смысл этой жизни! Какая без них жизнь — так, существование. Как у гриба или у инфузории какой-нибудь. Все остальные, парень, — от мухи до кита — только любовью и живут. Поиском и борьбой.
Этот поезд — последний. На него нельзя опоздать.
— И сюда Бессмертные не лезут, так? Так что тебе опять все сойдет с рук?!
— А тебе что, не хочется знать, где они сейчас? — подначивает он меня. — Как у них дела?
Трясущиеся работники игрушечного цеха все лезут внутрь — им не страшно подцепить шанхайский грипп, но это еще не значит, что Беатрис солгала. Старость — болезнь куда мучительная. Не за избавлением ли они стремятся?
— Этой системе сто лет, — произношу я осторожно. — Ничего нового.