Она молчит; и тогда я слышу жужжание. Вибрацию. У меня в рюкзаке. Вызов. Вызов. Черт с ним, кто бы там ни был! Идите в задницу! В задницу! Заглядываю.
Кровь во мне стала жирной и медленной, как та, что вытекла из бедного Олафа. Сердцу тяжело ее качать, оно за последний год одряхлело. Еле поднимает мою кровь-сгущенку из далеких тяжелых ног, еле пропихивает ее в хрупкие сосуды моего окаменелого мозга, надрывается, не справляется. Я не справляюсь.
Кислый желтый огонь, расплавленный янтарь, наждаком по глотке. Чудесно. Вкус странный. Не похоже на синтетику. Не похоже вообще ни на что из известного мне, и это настораживает. Я-то считал себя знатоком.
Злюсь на нее, как на взрослого, когда она не желает укачиваться. Ору, если она капризничает зря.
Я отворачиваюсь: мне трудно, зло и неприлично это слушать.
— Я… Почему ты… Почему ты не спросила у меня? Ты должна была у меня спросить. Это решение… Я или ты. По правилам, конечно… Я бы и сам. Но… Меня нашли, мне вкололи акс, Аннели.