Отдирают композитные листы от заколоченных окон первого этажа. Сколько нам всем осталось?
И вот сейчас я не вижу ничего. Вокруг меня совершенная чернота. Я открываю глаза — зря. Закрываю — никакой разницы. Раньше я мечтал о том, чтобы свет ослаб, ушел. Но теперь, когда его больше нет, мне страшно.
— Я сказал вам, это не опасно! — рычу я на своих. — Выполнять! Выполнять!!! Старикан начинает расстегивать пуговицы на вороте своей рубашки, потом бросает это дело, берется за сердце, мычит что-то и сползает на пол.
Она выглядит куда лучше, чем когда я швырял ее в полицейский турболет. Причесанная, отмытая, волосы уложены. Никаких следов побоев или пыток — в Утопии ведь не пытают.
— Минуту. Извини, мне тут как-то скучно одной валяться. У тебя есть брат? Как его зовут?
Все ведь неплохо начиналось. Меня послали сюда убрать опасного террориста и зачистить свидетелей операции, отдали под мою команду звено Бессмертных. Но террорист оказался ноющим интеллигентом, свидетели — ревущей девчонкой, вверенное мне звено — бандой озабоченных садистов, а я сам — размазней и слабаком. Террорист отправился по своим делам, мой дублер-проверяющий пускает слюни в коме, а свидетельница ничего не видела. К тому же у нее выкидыш, так что мне теперь ей даже инъекцию нет оснований делать, не говоря уже о том, чтобы ее пристрелить. Явно не мой день.