— Не на улице же! Дома хлопнешь, коли неймется. А здесь — на фиг, на фиг. Конспирация.
Мысленно прикинул расписание и решил: ну его. Перетопчутся. Имеет он право на выходной? У Гали пересменка вечером, и есть чем заняться без очередных железных потрохов. Да и про жизнь дальнейшую неплохо бы поразмышлять. Ничего серьезного в думалку не поступило. Страшно мешало желание заглянуть под одеяло. Не удержался, провел рукой по бедру и завороженно уставился в открывшиеся женские глаза.
— Цель, — говорил Сашка, — необходима цель. Я, Степной Игорь, не хуже других — я лучше. Научиться ходить. Да, на протезах. Хрен ли, я точно знаю, сейчас делают очень приличные. Не деревяшка гребаная… У кого колени сохранились — вообще прекрасно. Нормально на шарнирах гнутся, со стороны и не поймешь. Человек ничем не выделяется. А потом идти дальше. Назло всем. Учиться. Тебе направление дать обязаны. И машину бесплатную. О… своя машина! Да любая девка твоя будет!
— … Говорит, симпатичный, и Гале, в смысле маме, повезло. А Марь Петровна — молодой он, и никола.
— На остальных уголовных дел не заводили. Может, пьют тихонько, а может, стали знатными механизаторами и передовиками производства. Четверо из почти шести десятков оставшихся в живых, кого я помню, проходят в базе данных, остальные нет. Неплохой результат. Мы ребята правильные были и молодые. Я верю — приспособились к мирной жизни. Могло быть гораздо хуже.
Еще через два года, не вполне законными путями, играя с пропиской (Ксения Юрьевна отнюдь не родственник) и смущенно улыбаясь, он сунул сколько надо кому надо и проделал обмен. Бабкину коммунальную и его трехкомнатную поменяли с доплатой (естественно, с рук на руки, забыв поставить в известность официальных государственных лиц) на четыре комнаты с улучшенной планировкой в новом доме.