От изумления и ярости случилось у Корнелиуса помутнение: подскочил он к вице-министру, схватил его за жемчужный ворот, стал трясти и ругать крепкими словами, так что из канцелярии прибежали писцы разнимать.
Сказал – и сердце стиснулось, все-таки жалко было отцовского будильника.
– За кощунство. О, друг мой, вы не представляете, что за обычаи в этой стране! Таких нелепых, безумных законов вы не сыщете и в Персии.
– Иногда. Не очень хорошо, но когда нужно скоротать зимний вечерок…
Он заметался на тесной площадке, беспомощно зашарил руками по стенам. Пальцы задели малый, торчащий из стены штырь. Что-то скрежетнуло, крякнуло, и стена вдруг уехала вбок, а из открывшегося проема заструился мягкий лучистый свет.
– Это какой такой Творогов? – спросил Матфеев арапа.