Кажется, этот довод в России веским не считался. Иосиф Гурамович улыбнулся словам магистра, как удачной шутке, и втиснул ему в пальцы рюмку.
– Она! Либерея! – зашептал Вальзер, хотя на темной улице кроме них двоих не было ни души. – Спуститься вниз мне не удалось, но я видел сундуки, много старинных сундуков! Две или три дюжины!
Капитан согнулся в три погибели, протиснулся в образовавшийся лаз с огарком свечи. Сундуки! В три яруса, чуть не до потолка!
Офицер был неправдоподобно краснолицый и, как показалось магистру, не вполне трезвый – во всяком случае, от него пахло каким-то крепким, во, видимо, недорогим спиртным напитком; к тому же он то и дело икал.
Такая эмоциональность была настолько не в характере маленькой журналистки, что с Фандорина моментально сон как рукой сняло.
– Тринадцать, – пролепетал магистр, улыбаясь суровому молодому человеку идиотской улыбкой. – Тринадцать окон!