— Лейтенант… Если я сказал можно — значит можно!.. Только без трупов. За трупы с нас спросят. А про беготню — бригада выкуривает остатки наемников с вулканического массива. Осталась там какая-то паршивая сборная дивизия, и зарылись как кроты по норам. Поэтому вместо беготни приходится копать и взрывать. И раненных у меня до черта… Если готов поддержать ребят, то в воскресенье туда уходит борт с пополнением, вылетай с ними.
Мы стояли посреди опустевшего зала, как малолетние институтки, и не могли найти слов. Два мужика, хлебнувших полной мерой грязи и крови во время «наведения конституционного порядка» и мятежа хунты. Битый жизнью командир роты спецназа и его верный медик, чинивший парней в любой дыре, куда забрасывала судьба…
— Сам ты контуженный! — закашлялся Чаки. — Это же местный! Смотри, камуфляж чужой и морда незнакомая!
В сухом остатке жители анклавов получили послабление в налогах, снятие ряда дискриминационных законов, вывод любых военных групп с городских территорий и тихую отставку высокопоставленного менеджмента, неудачно «перекрутившего гайки». Про нас не было сказано ни слова.
Замечательно, все при делах, лишь мы, сиротинушки, опять к разбору деревянных макинтошей подобрались. Что за паршивый ангел-хранитель наш столик обслуживает…
— Вы посмотрите на нас! Мы, гордость армии, гордось смешанных кварталов! Мы врагов голыми руками порвем, как доберемся! Голыми руками, честное слово!.. Потому что крутые пушки и броники отдали «диетическому мясу» из гвардии. А мы так, с остатками со складов… Ну, или что по дороге прихватим… Пока хозяева в клубе тусуются… Возьмем попользоваться, чтобы оборванцами совсем не выглядеть. А потом вернем, кто домой доберется…