Через неделю жизнь почти наладилась. Больные и медики сохраняли по большей части вооруженный нейтралитет. Одни терпели болезненные процедуры и мечтали о скорейшем выздоровлении, другие молча выполняли свой долг и жарко обсуждали в закрытых кабинетах новости или сплетни, в огромном количестве бродившие по госпиталю. Я же болтался между состоянием «почти покойник» и «годен к очередной операции». Измотанный марш-бросками по джунглям организм забастовал, а молодой врач аккуратно вычеркнул мои рекомендации по лечению, и начал свои манипуляции, которые прямым ходом загнали меня сначала в палату интенсивной терапии, а потом должны были отправить в морг. На мое счастье завотделению я был нужен живым, поэтому мисс Шелара вышибла экспериментатора помогать более грамотным коллегам, а сама занялась моим здоровьем лично, гарантировав мое присутствие больше на этом свете, чем на ином.