Помпилио недовольно поджимает губы, демонстрируя, что, помешав размышлениям, Крачин нарушил едва ли не все писаные и неписаные законы, но в следующий миг адигенский взгляд падает на фоган «ГЗ», и напряжение в нём сменяется весельем.
– Не знал, что это затронуло вас таким образом, мессер.
– Но… – Друзе хотел сказать что-нибудь едкое, но вместо этого неожиданно расплылся в дурацкой улыбке и ткнул пальцем в стекло: – Смотри, какая красавица.
– Других у меня не бывает, – хмыкнул Арбедалочик. – Слово скаута. – Он помолчал и негромко добавил: – Кроме того, я хочу проверить одно подозрение.
До земли, к вящему неудовольствию Йорчика, пришлось спускаться пешком: пассер подогнали к столь древней мачте, что в ней не предусматривался даже грузовой лифт для багажа. Сорок крутых пролётов вниз, но на выходе не свобода, а огороженный колючей проволокой загон, из которого пассажиров по очереди вызывают к столам ушерских пограничников. «Кто?», «Откуда?», «По какому делу прибыли на Кардонию?». Трёх человек отвели в сторону – их документы показались подозрительными; ещё четверых сопроводили в дощатый сарай для «детального досмотра»; попытавшемуся качать права предпринимателю предложили вернуться на пассер и убираться. От былого кардонийского дружелюбия не осталось и следа.
– Сейчас поезд уйдёт, – пробормотала Колотушка.