У Крачина не было ответов на эти вопросы, зато он точно знал, что должен сказать. Искренность за искренность.
«С чего вдруг заинтересовалась? Взяла себя в руки или, наоборот, – это первый признак надвигающейся истерики? А может быть, ей просто надоело молчать?»
Колебался Аксель недолго, всего несколько секунд. Сначала так же, как любой бамбальеро, решил, что дер Даген Тур в первую очередь бамбадао, – это его успокоило. И лишь затем признался себе, что лысый адиген прав: ему нужно выговориться.
Несмотря на время – три пополудни – и торчащее в безоблачном небе солнце, на главной набережной Унигарта было свежо: осень вступила в права, и Банир всё чаще напоминал о приближающейся зиме холодным ветерком. Северные вздохи огромного океана то просто окутывали набережную, то стремглав проносились по ней, струясь между столиками кафе, развевая шарфы, а иногда – срывая шляпы. Банир лишь начинал сердиться. Знаменитые хологаны, холодные ураганы, ещё не начались, до первых из них, смешных в своей слабости, оставалось не менее двух месяцев, и открытые кафе по-прежнему пользовались популярностью: кардонийцы любили океан и уходили с набережной, лишь когда он сердился.
– Из штаба армии я, – веско произнес Гуда. – Руки, кстати, можете опустить.