— И от душевных переживаний решили поиграть со смыслами? — вклинился Портнов.
— Хочет удостовериться, что меня не втянули в тоталитарную секту, — после паузы призналась Сашка.
Сама Сашка изменилась. Ее будто разобрали на части — а потом сложили снова, так что с первого взгляда кажется, будто все осталось по-прежнему. Даже ей самой иногда — вот сейчас, например — казалось, что она совершенно такая же, как прошлой осенью, когда они в актовом зале слушали «Gaudeamus».
Открывались магазины. Перед окошком хлебного стояла маленькая чинная очередь: три старушки с кошелками. У магазина «Вино-табак» курили трое мужчин в спецовках. На противоположной стороне улицы рабочие чинили крышу, натужно вращался блок, и почти над головами прохожих плыл чан со смолой, и трепещущие линялые флажки на проволоке отгораживали зону, куда ни в коем случае нельзя заходить…
Зеленая рубашка Егора начала ее стеснять.
Она бегом вернулась в общагу. Сорвала ключ с крючка. Поднялась к себе, нашла кулек, заперла комнату. Вернулась на улицу; Коженников ждал ее, поставив чемодан на мостовую.