От потоков предшествующих, от потоков последующих этот отличается тем, что хоть не у половины, но у части этого потока своя судьба трепыхается в собственных руках. Если у тебя на самом деле золота нет—твоё положение безвыходно, тебя будут бить, жечь, пытать и выпаривать до смерти или пока уж действительно не поверят. Но если у тебя золото есть, то ты сам определяешь меру пытки, меру выдержки и свою будущую судьбу. Психологически это, впрочем, не легче, это тяжелей, потому что ошибёшься и навсегда будешь виноват перед собой. Конечно, тот, кто уже усвоил нравы сего учреждения, уступит и отдаст, это легче. Но и слишком легко отдавать нельзя: не поверят, что отдал сполна, будут ещё держать. Но и слишком поздно отдать нельзя: душеньку выпустишь или со зла влепят срок. Один из тех татар–извозчиков выдержал все пытки: золота нет! Тогда посадили и жену, и её мучили, татарин своё: золота нет! Посадили и дочь — не выдержал татарин, сдал сто тысяч рублей. Тогда семью выпустили, а ему врезали срок. — Самые аляповатые детективы и оперы о разбойниках серьёзно осуществились в объёме великого государства.
Прохоров — артиллерист, председатель сельсовета под Наро–Фоминском, з/к (кладовщик–инструментальщик, Калужская застава в Москве)—II: 216, 219, 222, 225, 227–229, 291, 460
Так первый ответ был — судорожное порханье. Второй — основательная закладка пролома. Третий ответ— забытьё.
Потому что лагеря— истребительные, этого не надо забывать.
Кажется, всё было сделано, чтобы ненавистные эти трудяги вымирали поскорей, освободили бы нашу страну и от себя, йот хлеба. И действительно, много таких спецпосёлков вымерло полностью. И теперь на их местах какие–нибудь случайные перехожие люди постепенно дожигают бараки, а ногами отшвыривают черепа.