— Сбежали «энкавэдисты»! — хмыкнул его спутник и вздохнул: — А Брагин не доехал. У него в телеге взрывчатка была…
— Именно! Скорее всего, в Городском районе или где-то поблизости сбросили на парашютах малую группу — человек пять. Высадку двух десятков скрыть трудно — большой разброс, вероятность попасть в населенный пункт, где есть преданные нам люди. В нашем районе диверсанты соединились с основным ядром, оставленным большевиками при отступлении. За время оккупации глубоко законспирированное ядро подготовило базу, возможно не одну, запаслось провиантом, лошадьми, фуражом… Теперь группа готова наносить удары по нашим коммуникациям, чем обязательно займется, как только фронт подойдет ближе. Вы рано обрадовались, оберштурмфюрер! Смотрите, чтоб мы не позавидовали соседям!
— Семьи предателей и врагов народа подлежат репрессиям наравне с самими врагами! — сказал он не допускающим возражения тоном. — Так велел наш Верховный главнокомандующий товарищ Сталин! Есть возражения?
— Ну… Красота неописуемая… Как вижу, сердце в груди замирает… О такой девушке мечтал всю жизнь…
— Смею просить господина гауптмана погодить с завтраком, — ответил Клаус. — У ворот дожидается русский. Он просит принять его.
Я очень хотел знать об отце. Что произошло? Как и почему он попал в бандформирование? Ведь я считал его героем! Узнать не получалось: в советские времена архивы были закрыты, излишнее любопытство не приветствовалось. По настоянию матери я сменил фамилию на ее девичью, но это не помогло. Мне не мешали работать, но карьеру рубили: не принимали в партию, а беспартийный не мог рассчитывать на служебный рост. Начальником я все же стал. Пришло время создавать расчетные центры, для этого требовались мозги, а не партийные билеты… К тому же на банковскую сферу смотрели как на второстепенную, быть директором предприятия, штамповавшего кастрюльки, считалось куда престижнее.