Взяв свиток, девушка побрела в свою келью, не в силах даже плакать, ибо сама мысль, что герцога больше нет, была болезненнее удара кинжалом. И все же она дошла, села на постель, дрожащими руками развернула свиток и зарыдала в голос — в конце послания, рукой принца было приписано: «Я посмел!».
— Но… вы же женщина! — Кати уже упиралась спиной в изголовье.
— Тами, заверните и плащ, да и мне еще понадобятся три сорочки, в монастырских кельях холодно по ночам.
Катарина склонилась в реверансе, надеясь, что никто не увидит промелькнувшего в ее глазах отчаяния.
— Катарина, ты не можешь принять столь дорогой подарок, — укоризненно произнесла баронесса.
Катарина остановилась, с жалостью глядя на того, кто казалось, потерял почву под ногами. И она понимала его чувства, понимала как никто другой, и от того почти физически ощущала его боль.