Стенич после нервного припадка ночевал в клинике «Утоли мои печали», куда агентов не допустили. Поди-ка проверь, спал он или шатался по городу со скальпелем.
Важнейшего следователя пришлось поискать. Анисий протелефонировал в прокуратуру – сказали: «выехал по вызову Жандармского». Связался с Жандармским управлением – ответили: «отбыл по срочному делу, не подлежащему телефонному обсуждению». Голос у дежурного был такой взвинченный, что Тюльпанов догадался – видать, новое убийство. А еще через четверть часа от Ижицына прибыл посыльный – городовой Линьков. Заглянул к коллежскому советнику, не застал и явился к Тюльпанову на Гранатный.
– Не впервые, – вставил Анисий. – Помните, во рву на Божедомке тоже был мужской труп.
Жалко было мальчика, и из-за этого вышла неаккуратность. Дрогнула рука. Раны смертельны, в этом сомнения нет: я слышал, как выходит воздух из пробитого легкого, а второй удар не мог не рассечь левую почку и нисходящую ободочную кишку. Но он наверняка сильно мучился перед смертью. Эта мысль не дает мне покоя.
Тот взял ухо недрогнувшей рукой, приложил к вишневой дырке.
– А потом вам бездыханных тел стало мало. Вы совершили несколько покушений, к счастью неудачных, и два убийства. Или больше?! – внезапно вскричал Фандорин, рванулся к обвиняемому и тряхнул его за плечи, да так, что голова Соцкого чуть не слетела с плеч.