Закусив губу (относиться к уху как к предмету все-таки не выходило), Эраст Петрович перевернул ухо пинцетом и стал рассматривать разрез. Ровный, сделан чрезвычайно острым инструментом. Ни единой капельки запекшейся крови. Значит, к моменту отсечения уха рыжеволосая была мертва по меньшей мере несколько часов.
Человек в женском платье дернул головой, захлопал ресницами. Глаза, вначале мутные, обрели лазоревую ясность и осмысленность. Мягкие черты озарились доброжелательной улыбкой.
В кабинете на Тверской коллежского советника дожидался Ведищев.
– Этого не может быть, чтоб в д-декабре, а в ноябре тем паче! Он в то время еще был в Лондоне!
– Решили поиграться в суд? Что ж, извольте. Имя и звание? Да, Соцкий… Бывший дворянин, бывший студент, бывший арестант № 3576. А ныне – никто.
– Эраст Петрович, вы же давеча сказали, что его англичане затребуют, – жалобно воскликнула Ангелина, словно хватаясь за последнюю соломинку. – Пусть они его убьют, но только не ты, Эраст. Только не ты!