— Ага, — Сашка, едва скрывая облегчение, вернула на блюдце измученный бутерброд. — Сейчас.
Она прикрыла за собой дверь и так и осталась стоять на пороге.
Сашка оглядывалась вокруг, удивленно отмечая давно знакомые, но напрочь забытые подробности. Вот коричневая доска, как в школе. Вот щербинка на крашеной стене. Вот люди, которые были с ней рядом почти все лето; в какой-то момент они перестали что-либо значить, сделались прозрачными, как мыльные пузыри. Но теперь начался второй курс — и все приобретает новое значение.
— Договорились, — Коженников кивнул. — Что до изъявления сущностей… Саша, вы отдаете себе отчет в том, что сделали?
— Да вот, — Иван развел руками. — Я на тебя смотрю, и мне кажется, что я никогда с тобой не был знаком. А мы с первого класса…
Никто ее не заставлял. Просто она поняла, что без этих пробежек, без тишины глухого утра, без снега под ногами и облачка изо рта, ей никогда не выдержать нагрузки. Ни физической, ни моральной.