А счетчик, оказывается, все это время работал.
– И не выйдете. – Мятые веки на секунду прикрылись, будто Шубин желал скрыть от собеседника выражение глаз. А когда посмотрел снова, взгляд стал другим: деловитым, серьезным. – Это личность, известная очень немногим. И никто из них болтать не станет.
Если не расшибся, то лишь потому, что с давних пор владел искусством правильного падения, не раз оберегавшим Эраста Петровича от увечий и даже спасавшим ему жизнь.
– Когда я сообщил в корпус о вашей гибели, там ужасно удивились. Даже перезвонили. Лично от Жуковского. Знаете, я впервые в жизни удостоился чести разговаривать с командиром жандармского корпуса, товарищем министра внутренних дел. – Подвижная физиономия Тимофея Тимофеевича изобразила благоговение. – Его превосходительство сказал: «А, так тело Фандорина не нашли? Ну тогда еще бабушка надвое» – и повесил трубку. Я, правду сказать, счел сие начальственной дурью. А он, оказывается, был прав. Видимо, хорошо с вами знаком?
Так и есть! Значит, галерея, где Эраст Петрович познакомился с веселой вдовой (тогда она еще была веселой), вела к берегу моря.
Тем более не следовало тратить время на пустые прелюдии. Эраст Петрович сразу же перешел к делу. Рассказал о многослойном заговоре, ставшем причиной забастовки; о своих подозрениях касательно готовящейся акции, которая окончательно парализует нефтяную индустрию; наконец, о лихорадочной, совершенно беспардонной активности австрийской резидентуры.