Сережа в свои тринадцать лет был достаточно умен, чтобы правильно услышать смысл теткиных слов и вообще понять всю затею с походом в морг: смерть страшна не сама по себе, а тем, что разрывает нити, связывающие разных людей и разные события. Разрывает внезапно и очень болезненно. Он запомнил это на всю жизнь.
— Насколько я понимаю, — сухо ответил Сергей, — семьи создают не для того, чтобы разговаривать, а для того, чтобы растить детей. Я тебе уже сказал: Лена беременна, и ребенка мы решили сохранить. Ты верно заметила, я — мужчина. Пусть и молодой, но все равно мужчина, и за свои поступки буду в полной мере отвечать сам. И за свою жизнь тоже. Надеюсь, ты не собираешься настаивать на том, чтобы я уговаривал Лену сделать аборт? Имей в виду, для меня это неприемлемо.
Сережа все понял. Какое-то время он еще удивлялся тому, что у него, оказывается, есть какая-то там интуиция. Но вскоре об этом разговоре забыл, потому что его отдали в секцию бокса, и начались занятия, появились новые приятели, и режим дня стал другим, и голова была занята новыми мыслями и заботами. Про чутье на людей, которым так славились его мама и тетка, он напрочь забыл, и вообще людьми он как-то мало интересовался. Не наблюдал за ними, не был к ним внимательным, ничего не запоминал и не обращал ни на что внимания. А теперь выходило, что каналы восприятия информации у него открыты в великом множестве, только информация эта касается того, что ему интересно больше всего на свете — человеческого тела и причин, по которым заканчивается его жизнь. Выходит, тетя Нюта не ошибалась.
— Коллега Саблин! Этого нельзя писать в протоколе! Протокол должен быть написан медицинским языком с использованием медицинских терминов, которые вы, вероятно, не удосужились выучить. Протокол нельзя составлять, пользуясь лексикой, принятой в дешевом борделе. Не нужно никому тут рассказывать, что вам кажется «на ощупь». На ощупь, молодой человек, может много чего показаться, совсем не того, что есть на самом деле!
Однажды он получил для исследования микропрепараты, в направлении было указано: «Раковая интоксикация. Рак тонкой кишки». Сергей удивленно хмыкнул: раковая опухоль в тонком кишечнике — это вообще казуистика, там, как правило, образуются опухоли из эндокринных клеток или гладкомышечной ткани, как правило, доброкачественные, которые раком не являются по определению, поскольку рак — это злокачественная опухоль эпителиального происхождения. Диагноз вызвал у него вполне понятное недоверие. Он начал просматривать кусочки этой «опухоли» и очень скоро убедился в том, что недоверие его было обоснованным, ибо не обнаружил никаких признаков неопластического процесса. Признаки хронического продуктивного воспаления он видел, а вот того, что указано в направлении… Он еще и еще раз, делая небольшие перерывы, чтобы отвлечься и дать отдохнуть глазам, возвращался к присланным «стеклам», но все равно ничего не находил. Зато увидел нечто, напоминавшее фрагмент шестеренки, вывернутой зубцами внутрь. «Ёлки-палки, да это же гельминт!» — охнул Сергей. Обычный глист. За время работы в патанатомии гельминты ему не встречались, но учебные препараты со срезами глистов он помнил очень хорошо. Их и в самом деле трудно было с чем-то спутать. Скорее всего, в данном случае глист внедрился в стенку тонкой кишки из ее просвета, и вокруг него развились некроз и хроническое воспаление, постепенно образовав небольшую опухолевидную шишку. Вот эту шишку эксперт отделения экспертизы трупов и принял за рак.
— Не передумал быть «желающим»? — спросила она. — Может, мне уступишь? Мне ведь тоже хочется свои силы попробовать.