— Поешь, сынок, — улыбнулась она. — Не надо сейчас говорить о смерти. Вот покормлю тебя, и пока будем пить чай — поговорим.
Из уголка левого глаза ее скатилась крупная слеза.
— Если так дальше пойдет — скоро телефонную трубку сможет приносить, — весело говорил Костик.
Начинается. Ведь сколько раз говорил он матери: не нужно. Ему ничего не нужно от родителей, которые не одобряли его брак и не скрывали своей нелюбви к его жене. Не станет он есть продукты, купленные и привезенные матерью. Он сам обеспечит свою семью всем необходимым. Говорил же он матери: плакаться и просить о помощи не прибегу! Именно так он и живет. Да, трудно, да, порой невыносимо, но гордо и независимо.
Она смотрела на него с улыбкой и молчала. И вдруг он понял. Он все понял. Даже не нужно было ничего говорить. Он не понимал Гильвика, пока его самого не «накрыло». Ты никогда не поймешь до конца переживания другого человека, пока сам не пройдешь через это. Больше он не хочет жить так, как раньше. Он не хочет и не может жить без этой девушки с вьющимися густыми волосами, длинными ресницами и спокойной улыбкой.
Он слышал голоса, доносящиеся из прихожей и комнаты, отца и сына Кошониных, так и не проронивших ни слова, увезли, зато явились в великом множестве представители окружного и городского управлений внутренних дел, а также прокуратуры. Но надолго их не хватило, Сергей с Ровенской все еще обследовали санузел, а «наблюдатели из инстанций» сбежали подальше от трупной вони. Оперативники тоже не выдержали. В результате на месте происшествия остались только следователь, Ровенская и Сергей.