Оставалась только одна проблема. На моем «ястребке» были нанесены обозначения. В принципе я был против, но командование настояло. Не Стриж, он согласился с моими доводами, а отдел пропаганды ВВС. Так что на борту моего истребителя были нанесены звезды по количеству сбитых и художественно нарисованы две Золотые Звезды. Реклама, мля! Ну никакой секретности!
— До поворота, товарищ майор, там развернуться можно, — советовал Кречетов, крутя головой, глядя то на немцев, преследовавших нас, то назад.
После того как проехал последний грузовик немаленькой автоколонны, пленные снова вышли на дорогу и стали ровнять её кирками и лопатами под присмотром охраны, которая ближе чем на десять метров к бойцам не подходила. Боялась, это было видно. Семеныч бегал с тачкой, возя стройматериал, то есть щебень.
«— …и твердил себе: „Не потеряй, не потеряй!“ Так что в своем первом бою единственное, что я видел, это хвост своего ведущего, и смог оглядеться, только когда бой закончился. Плохо все помню, только хвост „Яка“ с красной звездой. Вот и весь мой первый бой. Вышел из боя, а машина не моего ведущего, успел где-то потерять и пристроиться к другому истребителю. Вы лучше про семнадцатый спросите, я там своего первого сбил…»
Я сморщился, когда услышал имя женщины. При этом заметил, как она участливо посмотрела на меня и промолчала. О гибели Даши знал весь Союз. Начальством было принято решение осветить это подлое нападение на меня. Так что во всех газетах писали, как самоотверженно обе девушки защищали меня, но пали от подлой руки врага. И Даша, и Маша были представлены к правительственным наградам посмертно. Так что Даша Емельянова сразу поняла, какие чувства меня обуревают.