Дальше пошло веселее. Потом день свадьбы. Ну, ни в церковь, ни к приезду молодых на Хотенеево подворье, ни к началу свадебного пира нас не позвали. Но Юлька уметнулась туда еще с самого утра. "Скорая помощь" с функциями "грибного человека". К вечеру, в третьей уже толпе челяди и мы с Фатимой протопали. Какие-то подсобные помещения, толпа народу, проблемы с переодеванием, ожидание, позвали...
Потом как-то потянуло дымком, речка сделала поворот, чёрный лес на крутом обрыве отодвинулся вместе с обрывом. Появились какие-то посторонние звуки. Что-то нудно негромко выло. Как высокооборотная дизельная турбина. Сани сделали поворот, остановились и... меня снова выкинули лицом в снег. Какой-то он плотный. Слежавшийся. Это уже скорее наст.
Тут горбушке моей приспичило. Проорала что-то вознице, пук какой-то травы из своих мешков выдернула и бегом "в кустики". А какие кустики посреди реки? Вокруг дороги сугробы - "вам по пояс будет". Вот она за такой сугроб пробилась и присела. Я вознице глазами показываю и гукаю типа "а чего это она"? А он сплюнул так смачно и выдал фразу; "тя юлька рудата". Я аж обомлел - первый контакт с посторонним аборигеном. В ответе ни фига не понял. Но он-то понял, что я чего-то спросил. Ура!
Утром четвёртого дня - Киев. Я сперва не понял - горбунья толкает в бок: "зри, зри". Чего зрать-то? А потом далеко впереди среди белого, серого, чёрного, под ярко-голубым - золотая искорка. Потом еще и еще. Солнце встаёт и полоса света опускается. Вспыхивают кресты. И купола - золотые. Горбунья аж задохнулась. Крестится, поклоны бьёт, шепчет: "Михайловский златоверхий. Первый золотом крытый. Святополчечье чудо несказанное."
А основной социальный институт здесь - семья. Мечта всех патриотов. Включая нацистов, коммунистов и др. с пр.