Вова пересилил себя и продолжил, о чем пожалел в следующую секунду. Не зря в госпитале работает, узнала, куда надо бить. Когда боль в паху утихла, и Три Процента смог подняться, но еще не совсем разогнуться, санитарки уже не было. Вова понадеялся было, что все останется между ними, но уже следующим утром поймал на себе ледяной взгляд заведующей. А еще парой часов позже один очень злой политрук пообещал Вове, что "еще раз" и он обеспечит ему досрочную выписку прямиком в трибунал.
— Значит так, — начал ставить задачу старшина, — из вагона выгружаем в грузовик, пока он туда-сюда ездит – отдыхаем.
Слабенько и неубедительно затявкали зенитки. Бомбы легли недалеко, но и не близко, так, средне, но по ушам шибануло здорово, в носу запершило от сгоревшего тротила. Впереди что-то горело чадным соляровым пламенем. Убедившись, что налет закончился, Вова выбрался на дорогу. Первым делом убедился, что в машине новых дырок не прибавилось и бочки в кузове не текут. Но что, мать его, так противно воняет.
В военное время женщины сильно изменились. Они подурнели, осунулись, закутались в серые и черные одежды. Не все, конечно, но большинство. От голода, холода, лишений войны они уменьшились, ссохлись, потемнели. Даже молодые девушки стали казаться старушками. Другие, в основном те, кто имел неограниченный доступ к продовольствию, наоборот раздались, округлились, приобрели, порой, совсем уж необъятные размеры. Как ни странно, но именно они пользовались наибольшим успехом у мужской части тылового населения. Видимо, из-за доступа к продовольственным и другим материальным благам.
— …политрук, я слушаю с закрытыми глазами, так запоминается лучше, — выкрутился Вова.