Для меня такое решение было поводом не тащить княжну с собой и зря не рисковать ее жизнью, поэтому перед самым выездом я и сунулся к наследнику с предложением определить пока Машу в личные телохранители цесаревны. Но, к моему удивлению, к этой затее отнеслись с большим интересом. Иметь возле беременной супруги охранницу, на счету которой было трое уничтоженных при штурме бунтовщиков, было престижно, и в некоторой степени подействовало успокаивающе как на Александра Николаевича, так и на его жену, которая все еще не могла отойти от шока. А тут получается, рядом женщина-охранник, всем своим грозным видом демонстрирующая, что в следующий раз такие штучки просто так не пройдут. Именно появление Маши подействовало на беременную женщину как мощное успокаивающее средство, чего, кстати, не смогли добиться все лейб-медики, вместе взятые, используя медикаментозные средства. Помимо этого, Маша стала объектом пристального интереса детей Александра Николаевича, которые, как любые мальчишки в их возрасте, прекрасно помнили, как бойцы в пятнистой форме, касках, очках и с необычным оружием, похожие на сказочных рыцарей, освобождали дворец. Они с благоговением подходили к ней, рассматривали амуницию, гладкоствольный охотничий карабин «Сайга-410», более привычный девушке, чем мой «Форт-202», и пытались заговорить. Маша коротко отвечала, создавая образ неприступной амазонки, а реально она просто робела перед таким количеством титулованных особ. В ее обязанности входило постоянно находиться рядом с цесаревной, обеспечивая хотя бы видимость охраны. При этом единственное условие — не открывать свою личность, поэтому всем вокруг было только известно, что девушка-боец, которую за глаза недовольные фрейлины, снова возвратившиеся к своей государыне, уже называли «рябой амазонкой», происходила из очень благородной семьи, княжеского рода. Но кто она, откуда — оставалось тайной, что вызывало нездоровый ажиотаж. Цесаревна называла ее просто Машей и, после того как к вечеру успокоилась и пришла в себя, при любом случае выказывала как могла свое расположение к девушке, что не могло не вызвать недовольства всех окружающих.