У имения графа собралась толпа дворовых и людишек из соседних сёл, некоторых Глаша узнала и шепнула мне тихонько. Пока она возилась с лошадью, смирной гнедой кобылой, я затерялась в толпе, не спуская глаз с большого сарая или конюшни, в котором незадолго до нашего появления скрылся молодой Осташев. Потом ворота распахнули, толпа завороженно ахнула, и было от чего. Внутри находилась или находилось, даже не знаю как назвать это… всё-таки, пожалуй, «эта» — карета. Смешная, без оглоблей, на маленьких толстых колёсах и… золотая. Пожалуй, нет, позолоченная, всё-таки золотую и с места никакими битюгами не сдвинешь, тяжёлая выйдет. Вокруг зашептались, заохали. А потом на свет из глубины сарая появился Александр Павлович, то, что это был именно он, я ни секундочки не сомневалась. Одет необычно, в костюм пятнистый с великим множеством карманов накладных, оружие на поясе, я в этом не разбираюсь совсем, но то, что оружие, точно и… лицо! Загорелое и в то же время светлое какое-то, никогда не видела таких лиц. Да он молоденький совсем — безусый совершенно. Посмотрел в нашу сторону, в глазах огоньки озорные, улыбнулся, когда со мной взглядом встретился, ой, мамочки! Узнал, наверно, да нет, он меня и не видел никогда, как же узнать-то мог? Потом неожиданно из кареты золочёной музыка полилась, чудная такая музыка, окутывает тебя, завораживает. Стояла замерев, заслушалась. Граф перекладывал что-то в глубине сарая и ещё два раза на меня посмотрел, улыбнувшись чуть самыми уголками губ. Не выдержала, махнула Глаше, побежала к телеге, а у самой щёки горят, пылают прям. Доехали, не помню как, Глаша болтала всю дорогу, я и не слушала вовсе, в голове музыка волшебная, а перед взором мысленным улыбка графа Александра и смешинки в его глазах. Пропала я, дурочка, совсем пропала!