Ведьма взяла в левую руку медный кинжал и твердо провела лезвием по предплечью правой руки. На бронзовую табличку упали первые капли крови.
Даже очнувшись от забытья, девушка некоторое время пребывала в полубреду-полудреме. В сдавленную тисками боли голову лезли воспоминания о могущественных арканах и сложнейших обрядах, воспоминания о войнах и оргиях. Чужие воспоминания. Такие родные, такие знакомые воспоминания… Яна чувствовала колоссальную силу и чувствовала, что эта сила пытается сжечь ее саму. Сжечь то, что дорого, то, что составляло ее суть. Сжечь то, что Яна не могла и не хотела отдать.
— Пьет, наверное, — вздохнул наемник. — Они уехали еще до того, как тебя похитили.
— Мы сможем продержаться здесь еще пару минут, — хрипло произнесла Ямана, правая рука предводительницы белых морян. — Надо уходить.
— Я думаю, что это поможет тебе познать всю глубину ненависти Азаг-Тота. Познать величие. — Элигор мягким движением переместился ближе к девушке. — Философия отверженности необычайно сложна. Постичь ее суть очень трудная задача даже для подготовленного ученика, и именно поэтому Великий Господин никогда не готовил учеников — мы находили его сами. Потеря всего — не есть конец, напротив, теряя все, ты обретаешь неподдельное могущество. Ты обретаешь себя, а это гораздо больше, чем тебе кажется. Червяк, сидящий в сладком спелом яблоке, не перестает быть червяком. Подыхая, он подыхает, как червь. Вся его жизнь — это поиск новых яблок, чтобы, в конце концов, закончить свои дни в очередном пристанище. Это не путь величия. Это не путь Азаг-Тота. Костер ненависти выжигает наши следы на дороге жизни. На дороге, по которой мы будем идти вечно. На дороге, на которой мы останемся навсегда.
— Еще нет. Отдел заголовков не может прийти к единому мнению.