— Так я ж и говорю, — подхватил Роська, — отдохнуть ему надо, а сначала поесть…
Ох, грехи наши тяжкие… даже «прописка» не помогает! Хорошо, например, французам! Как был некто, скажем, герцогом Бургундским или Нормандским, так им и помер, а дети-внуки опять Бургундские или Нормандские (хотя и там тоже по-всякому бывало), но наши-то постоянно переезжали! Туда-сюда, туда-сюда, и чего им на месте-то не сиделось? Ей-богу, шило в… том самом, в общем. То он князь Смоленский, то Туровский, то Переяславский, а то и вовсе Киевский, великий! А были же и такие, что не по одному разу… вон Юрий Долгорукий аж дважды великим Киевским был! Черти его носили… Нет, вы только подумайте! Владимир — будущая столица Владимирской Руси — у него в княжестве! Москву, столицу нашей Родины, сам основал! Мало ему! Еще одну столицу подавай — Киев! Ну и помер, конечно, князем Киевским со второй попытки. А чего ж еще ждать-то при таком нездоровом образе жизни?
Утром настроение было препоганейшим, кусок не лез в горло, наорал на Антона за то, что тот поднялся без разрешения лекарей, потом наорал на Демьяна, пришедшего спросить, надо ли выводить пленных до ветру или пусть прямо в сарае… С трудом заставил себя сосредоточиться на объяснениях Егора о том, что надо бы послать разведку — проверить, не подходят ли ляхи с полоном.
«Угу, хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается».
Авдей лишь молча кивнул, не вдаваясь в подробности. Мишка решил помолчать — мужику, близкому боярину по возрасту, было легче развести его на разговор, чем мальчишке.
Аппетит Мишке и Егору испортил Илья — вывалился из избы распаренный, как из бани, в заляпанной на животе кровью и гноем рубахе, и сунул Мишке под нос на такой же грязной, как рубаха, тряпке что-то маленькое, черное.