Возвестив это, Адольф Штильнер вытер лоб клетчатым платком и перевел дух. Взяв кружку с чаем, он щедро набуровил туда из вазочки малинового варенья — своего излюбленного лакомства.
— Не все сразу, Борготта. Со временем узнаете. В конце концов, кто-то должен заботиться о бедолагах? Сами они даже поесть толком не могут. Разве что, извините, опорожняться научились не себе в штаны. Да и то… Кстати, о кормлении. Сейчас время завтрака. Займитесь.
Обычные антисы стареют, находясь в малом теле, как и все люди. В волну они уходят не слишком часто, поэтому матрица восстановления «стареет» вместе с ними. Ребенок же львиную долю времени провел в волновом состоянии. За девять лет без малого его физический облик накопил возрастных изменений с маковую головку — как раз на три недели.
— Сын Луки Шармаля, видный, несмотря на молодость, деятель науки, — бубнила информателла, — страдающий прогрессирующей монополяризацией психики, впал в состояние каталепсии. В частной беседе с профессором Мваунгве, светилом психиатрии и лечащим врачом Шармаля-младшего…
Ах, сукин сын, обаятельный страдалец, любитель жаловаться на жизнь! Любитель? Профессионал! Он не просто жаждет вылить на вас отхожее ведро.
Увы, Лючано никто не спрашивал: желает он злоупотреблять, или нет. Вот чем бы он сейчас действительно с удовольствием злоупотребил, так это стаканчиком энергетического концентрата… тьфу, пропасть! — тутовой водки! Или рябиновки, которую чудесно делала ключница Матрена.