По спине пробежал легкий холодок. Блюз, хриплый и нелепый, звучал так, словно осиротевшее трио, не умея иначе, отпевало четвертого — барабанщика Гива. Призрак стоял напротив, улыбался и стучал ладонями о спинки кресел. У моей девочки дурной характер, но это — моя девочка…
Зрение проницало завесу ветвей и листьев, двери и переборки станции, как игла — марлю. Джунгли, охваченные на краю пожаром, и лабиринты «Шеола», борющегося с последствиями взрыва, сливались для Лючано в общий сплав. Это казалось естественным и гармоничным. Так не вызывает удивления клетчатая подкладка у серой демисезонной куртки.
Ясное дело, Давид с Джессикой желали увидеть поле давней битвы воочию, а не в арт-трансовых грезах. Детям интересно. Они познают окружающий мир, сравнивают впечатления. Это же так естественно! А Антоний все ворчит и ворчит…
И начался этот путь отнюдь не в тот момент, когда «Герсилия» присоединилась к «миротворческому контингенту» Первого Квинтилианского галерного флота.
— Я вас понял, господин Борготта. Соединяю с мар Шармалем.
Тарталья с неприязнью уставился на «мерина». А не треснуть ли доморощенного теолога подносом по башке? Полночь далеко, Малый Господь, кто бы Он ни был, слеп к новеньким…