— Хоть бы мне-то пришли сказать, — задумчиво заметил князь.
— Ну, так вот это подлинный убийца семейства Жемариных, он самый и есть!
— Говорите всё! Не лгите хоть раз в вашей жизни! — дрожал и приказывал Ипполит.
— Я не от вас ухожу, — продолжал он с беспрерывною одышкой и перхотой, — я напротив нашел нужным к вам придти и за делом… без чего не стал бы беспокоить. Я туда ухожу, и в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не для сострадания, поверьте… я уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб уж совсем не вставать до самого того времени, да вот раздумал и встал еще раз, чтобы к вам идти… стало быть, надо.
— И я еще не слыхал! — заметил Фердыщенко: — c'est du nouveau.
— К чему снисхождение? К кому? — вспыхнул Ганя: — к его мерзостям? Нет, уж как хочешь, этак нельзя! Нельзя, нельзя, нельзя! И какая манера: сам виноват и еще пуще куражится. “Не хочу в ворота, разбирай забор!..” Что ты такая сидишь? На тебе лица нет?