— Ну как, ты стал счастливым? — пошутил Джезри, кивая на печенье.
Фраа Ороло взмахнул рукой, как будто разгоняя туман лингвистической путаницы.
Перед наступлением полудня мы запели версию анафема, выбранную Арсибальтом за то, что он назвал «временной растяжимостью»: если бы часы дали сбой, мы могли бы петь дольше. Однако в какой-то момент — представления не имею, насколько близко к астрономическому полдню, — Джезри выскочил из часовой будки, на ходу срывая очки, и припустил к нам. Проволока заметно натянулась. Я взглянул на Юла, стоявшего под треногой, и чиркнул пальцем по горлу. Юл сгрёб Барба в охапку и оттащил в сторону. Через мгновение механизм щёлкнул, и камень упал с грохотом, который все мы почувствовали ногами. Послышались аплодисменты и крики. Я не успел к ним присоединиться: Арсибальт, который стоял перед пюпитром и дирижировал анафемом, посмотрел мне в глаза и кивнул на палатку чуть ниже по склону.
— Тогда давай конкретнее: чего хочешь ты?
— У него было довольно странное самоделье. Вместо того, чтобы в свободное время работать руками, как все, он изучал...
Однако мне не хотелось просто отбубнить ученический стишок, хотя и его бы вполне хватило. Потому что — и я прекрасно понимаю, как глупо это прозвучит, — я желал произвести впечатление на Алу. Джезри был прав: я не увижу её, пока она не примет решения. Однако она наверняка в соборе и поневоле должна меня услышать. Старый урок из тех, что мы разучивали в Эдхаре, мог бы разбудить в её груди ностальгическое чувство, однако меня не устраивал такой надёжный и скучный путь. Джезри побывал в космосе. Но и я пережил приключения, узнал много нового, приобрёл качества, о которых она пока ничего не знает. Есть ли способ выразить это мелодией?