Превратив стлу в свёрток размером с книгу, я обвязал её хордой и убрал в пакет вместе со сжатой сферой, а пакет затолкал в рюкзак. На другой стороне притвора Лио пытался в новой одежде проделать искводошные упражнения — выглядело это так, будто у него церебральный паралич. На Тулию ничего не налезло, и сейчас она договаривалась поменяться одеждой с одной из столетниц.
Спорить было не о чем. Все молчали, не видя выхода из тупика, — во всяком случае, такого выхода, который мы готовы были принять.
— А если выбирать между этим и высоким уровнем хорошина в крови?
— Он, кажется, очень многое понял. — Мне хотелось спросить: как? Расшифровал ли Ороло тайное послание в пении тысячелетников? Однако я боялся выставить себя дураком. — Он думает... думал, что вы разработали некий праксис. Невольно напрашивается мысль, что этим объясняется ваше долголетие.
— Тогда зачем ты сказал их человеку, которого видел первый раз?
— Погодите, что значит «измеримое»? О каких измерениях речь? — спросил Лио. — Нельзя взвесить треугольник. Нельзя забить гвоздь теоремой Адрахонеса.