— Я знала, что они... что мы готовим конвокс. Я не знала, состоится ли он на самом деле и кого призовут. Когда он замаячил впереди, планы, которые я составляла, обрели чёткость и глубину. И тогда я поняла, что это неизбежно.
Я не сразу понял, что он говорит, даже подумал, может, Оза перешёл на флукский. Потом вспомнил те начатки искводо, которые Лио годами пытался в меня вбить.
Беда заключалась в том, что Крейд, по его словам, знал, где Блаев холм, а мы — нет. Это была моя оплошность. Я открыто сказал, что не знаю, куда ехать. В конценте нормально признаться в своём невежестве, потому что это — первый шаг на пути к истине. Здесь такое признание даёт людям вроде Крейда повод перехватить инициативу.
— Отлично, — сказал я. — Значит, бонзам страшно любопытно, что мы говорим на некоторые темы, например, о Всеобщих уничтожителях.
— Мне кажется, ты что угодно сможешь понять, если всерьёз захочешь.
Самманн секунду вертел в руках чехол, прежде чем сообразил, что к чему. Потом резко повернулся ко мне — вернее, к Оку Клесфиры, — заглянул в объектив, нагнулся, протянул руку и (этого я не видел, но мог угадать) проверил крышку на щели для табулы. При желании я мог бы увеличить картинку и прочесть отражение в зрачках ита. Но в этом не было надобности: выражение его лица сказало мне всё.