Даже материалы о коггинсовской церкви Пляшущего Иисуса об этом говорили… хотя, если она прочитала все правильно, то была не церковь, а большой святой «Мейтэг», который отмывал деньги, а не одежду. Деньги, полученные от производства наркотиков, причем производства, по мнению ее мужа, «возможно, одного из самых крупных за всю историю Соединенных Штатов».
— Ромми, у тебя в магазине еще есть свинцовая лента? — спросил Расти.
— Уже ушел. — Он открыл дверцу и зашагал по Западной улице, немного прихрамывая.
Ванда Крамли находилась через две палаты от него. Кардиомонитор пикал, и давление выровнялось, но она дышала кислородом, и Терс опасался, что выкарабкаться ей не удастся. Слишком большой вес, слишком много сигарет. Ее муж и младшая дочь сидели рядом. Терс показал Уэнделлу два пальца, разведенные в букву «V» — знак победы теперь, знак мира в годы его молодости, — и Уэнделл, улыбнувшись, ответил тем же.
— Выжившие есть и здесь, тупица, — фыркнул Картер.
Сэмми смяла листок, бросила у спущенного колеса — бедная старая «королла» выглядела такой же изнуренной и печальной, как и она сама — и заставила себя двинуться к дальнему концу подъездной дорожки. Там остановилась, привалившись на несколько секунд к почтовому ящику. Металл грел кожу, солнце жгло шею. И ни дуновения ветерка. Октябрь-то — обычно прохладный и бодрящий. Может, все дело в глобальном потеплении? подумала Сэмми. Идея эта пришла ей в голову первой, но потом о том же подумали многие, только слово «глобальное» сменилось «местным».