Выражение лица Шамуэй в момент обрушения крыши «Демократа» принесло сердцу Большого Джима больше пользы, чем все ёханые лекарства и кардиостимуляторы этого мира. Долгие годы ему приходилось мириться с ее еженедельными тирадами, и пусть он никогда бы не признал, что боялся Шамуэй, раздражала она его изрядно.
Деревянные накладки на боковых сторонах ножа практически истерлись от времени, но, когда Барби открыл его, блеснуло острое лезвие. Оно годилось и чтобы вскрыть пластиковую обертку, и чтобы проткнуть шину.
— Барби, — послышался голос, — на пару слов.
— Тупой ублюдок, — сказал Обри Таул. — Рехнувшийся торчок. Будешь знать…
Фред не обратил на эти крики ни малейшего внимания. Как и на Питера Рэндолфа, который появился в дверях с выпущенной из штанов рубашкой, расстегнутой молнией и номером «Аутдорс», который читал, сидя на толчке. Фред нацелил пистолет на собаку и выстрелил.
— Сэр! Есть картинка, сэр? — спросил один из них.