— Это не воровство, капитан. И прошу вас — дурно пахнут только робкие солдаты, что под первый обстрел попали.
— Угу, — пробормотал Ермаков, углядев вдали платформы, и отдал приказ. — Составить список трофеев. Часть барахла на флот, а также выдать железнодорожникам и портовикам в дополнение к жалованью…
— Евреи, кои честно работают, не за гешефт, не могут быть жидами. Те твари комиссары, большевики и чекисты! А простые евреи пусть живут, плодятся и трудятся! У нас в Чите их много, даже в войсках у атамана служат! И вы идите в сторону, господа! Вы офицеры, а потому даруем вам жизнь!
— Подберите русского коменданта для станции немедленно, пусть наводит здесь нормальный порядок, ибо капитану Смиту на русских глубоко наплевать. Из Култука возьмите, он рядышком. А это совдепия, а не станция! И за дело, господа, за дело!
Понятно, тилукмены готовят пространство для будущей атаки. Среди ям на полном скаку не промчишься. А как иначе — потихоньку, шагом? Под постоянным огнем камнеметов?
Ханский глашатай что-то проорал (какая отсталость!), и орда тилукменов с криками и свистом ринулась в нашу сторону. Сам хан, окруженный своей личной тысячей, остался на месте.