Но на них вовсю кипела жизнь — горели светильники и электрические фонари, доносился лязг металла, будто что-то ломали кувалдой, один раз до Константина донеслись обрывки замысловатой флотской ругани. Еще бы, без перченой матерщины на русском флоте никак не может обойтись ни одна более-менее осмысленная деятельность матросов.
Сычев встал из кресла, крепко пожал протянутые ему руки Оглоблина и Лукина, кивнул и стремительно вышел из кабинета…
Ермаков страстно желал ворваться туда, именно в последний уходящий месяц года девятнадцатого. Суметь помочь, исправить, изменить, отдать всего себя ради того, чтобы отвести надвигающееся со скоростью урагана красное безумие…
А эта непонятная энергия, направленная на создание флотилии, поиск моряков, и опять потраченные деньги, и немалые. А ведь хорунжий Гордеев до сих пор недоумевает, даже чуть ли не побожился, что ранее ротмистр на дух моряков не переносил, а теперь чуть ли не лобзает, холит и лелеет.
— Как ни жаль, но, к моему великому сожалению, я должен покинуть вас. Завтра перед рассветом я атакую мятежные войска Политцентра в Иркутске. И если чехи выступят на защиту повстанцев, я буду драться с ними! Так же, как и сегодня, когда эти гэндзины попытались напасть на мои войска. Я наказал их здесь, накажу и там!